 София Беккер родилась в селе Александровка в 1922 году. Семья была большая,14 детей. Она была старшей дочерью. София окончила курс начальной школы, а затем курсы комбайнеров и трактористов.
В июне 1941 года началась война, а осенью в Александровку стали прибывать депортированные немцы с Поволжья.
К началу 1942 года мужчин стали забирать в трудовую армию. В селе остались одни женщины и дети. Им приходилось выполнять всю тяжёлую работу без мужской помощи. София уже с 14 лет работала в поле, к труду была приучена…
После мужчин настал черёд женщин и молодых девушек. Прямо с поля их отправили проходить медкомиссию, даже домой не отпустили. Как были, в грязной рабочей одежде, так и пошли. В трудармию отправили всех женщин, у которых не было детей младше трёх лет, и девушек старше 16 лет (некоторых забирали прямо из школы).
Из воспоминаний Софии Филипповны: «Нас усадили на подводы и отправили в город. За подводами бежали маленькие дети, плакали и звали матерей. Старики, которые ещё остались в селе, шли следом и забирали детей домой…
Из Александровки доехали до Шиллинга. Там переночевали. Рано утром опять запрягли лошадей и отправились дальше, в Омск. Здесь всех собрали в клубе имени Лобкова. Стоял громкий плач. Люди ничего не знали о своей дальнейшей судьбе, никто ничего не объяснял. У выхода стояла вооруженная охрана.
Два дня ушло на прохождение медосмотра. У всех в справках было написано «годен». Построили всех, как солдат, в четыре шеренги и пешком отправили до железнодорожного вокзала, где стояли уже товарняки, в которых возили скот, неприспособленные для перевозки людей. Набили полные вагоны так, что ехать можно было только стоя…
Когда поезда отъезжали от вокзала, они давали гудок. Становилось так жутко на душе, казалось, что поезд плачет по нашей судьбе. От этого шли мурашки по всему телу. Везли нас только ночью, днём загоняли вагоны в тупик и плотно их закрывали. Так нас везли 12 суток. За всё это время один раз накормили в г. Кирове, в три часа ночи, в столовой для заключённых, и один раз дали хлеб. Мы никому не нужны были, на фронт нас не брали, потому что были немцами…
Так нас привезли на север, в Ухту. Разместили в бараках, откуда недавно были выселены заключённые. Через какое-то время нас собрали и предупредили, чтобы мы не поддерживали связь с заключёнными. Но через 2 дня нас вместе с ними отправили на заготовку леса. На нас смотрели, как на врагов народа. Через несколько дней нас разделили. Я была высокая ростом и сильная, и меня отправили на заготовку шпал для нефтяной шахты...
Отношение к трудармейцам было плохое. Первое время отправляли в лес на работу бегом, как заключённых, а рядом бежала вооруженная охрана с большими овчарками. Люди были обессилены от непосильного физического труда и голода, и бежали не так быстро, как бы этого хотелось охране. Норма в день составляла 9 кубометров на троих. Двое спиливали деревья, а третий обрубал ветки. Затем надо было собрать ветки на кучу и сжечь, а дрова сложить штабелем, чтобы вечером десятник мог измерить. Если норму не выполнили, срезали пайку хлеба. Иногда женщины получали только 200 граммов хлеба. А вечером надо было ещё дойти пешком до лагеря, к тому же с собой несли топор и чурку, чтобы в бараке растопить буржуйку и высушить свои вещи. Одежда быстро изнашивалась, вся была ветхой. Когда было сильно холодно, лицо мазали какой-то мазью, чтобы не обморозить. На лица некоторых было страшно смотреть…
Однажды я и ещё две женщины вывозили деревянные сваи из леса для шахты. Мы сильно замёрзли, подъехали к котельной, привязали лошадей и зашли погреться. А когда вышли – хвосты у лошадей были подрезаны. Когда мы прибыли в лагерь, там уже знали о случившемся. Нас сразу отправили в карцер. Он представлял собой 4 стены и бетонный пол, ни стульев, ни нар. Одежду и обувь забрали. Мы стояли три ночи на мёрзлом полу босиком, в одних рубашках. И вся наша вина была в том, что мы не доглядели, кто над нами «пошутил».
Начальниками над нами были, в основном, заключённые. Кормили плохо, всё время хотелось есть. Заставить себя съесть сваренные на воде зелёные капустные листья и рыбьи головы было почти невозможно. Но голод делал своё. Очень хотелось жить и вернуться домой. Хлеба не хватало. И мы выпрашивали у хлебореза свою пайку на следующий день, убеждая его в том, что мы этот кусочек не тронем до следующего дня. Но стоило получить хлеб и отломить кусочек, остановиться уже было трудно…
День Победы мы встретили сидя за столом, когда по радио объявили о капитуляции фашисткой Германии. В этот день нам дали праздничный ужин, накормили досыта. Наша радость была безграничной, мы обнимали друг друга, кричали от радости. Мечтали, как через несколько дней будем дома. Но эти дни затянулись надолго…
Нам нельзя было отлучаться с участка без увольнительной, нужно было возвращаться строго в назначенный срок. Никто ничего не объяснял, почему мы живём по таким правилам. Уже позже, когда я приехала домой, мне объяснили, что мы находилась под комендатурой.
 После Победы из дома стали приходить посылки. Работали мы с мужчинами-заключёнными, которые, по сравнению с нами, были хорошо одеты в длинные тёмно-зелёные бушлаты и ватные штаны. Продукты, которые приходили из дома, и махорку мы обменивали у них на одежду, из которой шили себе блузки, юбки, кофты. Встречались и такие, которые обменивали, а на окраине леса отбирали. Приходили в барак менять сахар на махорку. Завяжут кусочек сахара в мешочек вместе с камнями и меняют. С хлебом было ещё хуже. Сделают брус из дерева, корку хлеба сверху приклеят, что даже не заметишь, а меняться надо было быстро, чтобы никто не заметил».
Через все эти нечеловеческие испытания прошла София Филипповна Беккер. В 1946 году она вернулась домой. Вышла замуж, родила и воспитала шестерых детей.
Трудовую деятельность продолжила в колхозе, заведующей птицефабрикой, а после ёе расформирования работала в сельском клубе уборщицей. За свой труд была награждена поощрительными грамотами и подарками.
по материалам Краеведческих чтений БУК "АРИКМ" (докладчик Ксения Богер, выпускница Александровской СОШ) | 
