В семье Валентины Андреевны Диверт слово «репрессии» не что-то далёкое и абстрактное, а тяжёлое «колесо событий», которое не один раз «проехалось» по судьбам самых близких людей.

- Мои предки, немцы, переехали в Российскую империю по приглашению императрицы Екатерины II. Обустроились в Житомире. Трудолюбивые люди, которые получили возможность работать на земле, вести своё хозяйство. Двести лет так и жили крестьянским трудом. Семья матери была чуть богаче. Дед владел мельницей, большим домом, нанимал рабочих. В первую волну репрессий жизнь свою спас тем, что всё имущество отдал за разрешение остаться жить тут же, при мельнице, в качестве рабочего, в избе для рабочих. Родителям моим договориться не удалось: раскулачили, забрав двух коров и лошадь; в товарных вагонах отправили в Сибирь. Так они очутились здесь, в с. Розенталь, - начала беседу Валентина Андреевна.

- Я родилась в 1935 году уже здесь. Отец был мастером, многое умел, в основном, строил; мог печки класть, плотничал, поэтому соорудил землянку, в ней мы и жили. В сороковом году пришло письмо от деда, который звал родителей обратно в Житомир, утверждая, что власти больше не обижают народ, и у них всё хорошо. Родители собрались и уехали. Так, перед самой войной, мы оказались в Житомире. Первые бомбёжки, страх. Как-то быстро очутились на оккупированной территории с новыми порядками. Я даже в немецкую школу пошла. Потом пришло распоряжение – ехать работать в Германию. Выдали список разрешённых вещей. Помню, как отец пошёл к соседям и сказал, чтобы они пришли и взяли, что им нужно. Нашли тех, кому нужна квартира. Утром за нами приехали на подводе, и начался долгий путь в Германию…

Хозяйка махнула рукой:

- Что же это я рассказываю, а фотографии не достала? Сейчас…

Кругом новая мебель. На диване и кровати подушки в расшитых наволочках. Валентина Андреевна достала из шкафа пакет с фотографиями, с полки взяла ещё два альбома. Потом подошла к комоду, выдвинула один ящик, ещё один, приговаривая: «Где-то была здесь». Потом объяснила свои поиски:

- Я в этой квартире недавно живу, ещё не совсем привыкла. До этого семнадцать лет прожила в Германии.

На мой недоуменный взгляд «почему вернулись?» ответила: расскажу, но всё по порядку.

Перебрав кипу фотоснимков, собеседница вытащила две фотокарточки, отличающиеся от других фактурой бумаги, и продолжила:

- На первом снимке я, на втором – мы вместе с отцом. Сделаны карточки в Польше, в 1943 году. Маму положили в роддом. Так мы получили отсрочку, но ненадолго… В Германии нас разместили в маленьких квартирах, родители работали на хозяев. Потом отца забрали в Дрезден разбирать завалы после бомбёжек. Так родители разлучились на несколько лет. В городок, где мы жили, пришли американцы. Помню, как прибежала с улицы к маме, запыхалась, от переизбытка эмоций, заикаясь, выпалила: «Я чертей видела! Они чёрные-чёрные! Страшные! Смеются белыми зубами!», на что получила объяснения: «Это негры, а не черти. Не бойся, у них цвет кожи такой».

Отложив в сторону фотографии, Валентина Андреевна вздохнула:

- Кто бы мог подумать тогда, что, спустя полвека треть населения Германии будут составлять именно негры. Такие вот исторические зигзаги. Мы же оказались русскими немцами. При разделе Германии жили на территории, которая отошла ГДР. Советские военные решили, что русские немцы должны жить в СССР. Так мы снова в товарных вагонах, отправились в Сибирь. Это был Алтайский край. Мама, я, трёхлетняя сестрёнка и грудной братик – нас, как и других, поселили в сельском клубе, где по кругу здания были набиты полати. «Колесо» второй волны репрессий «прокатилось», и опять по нашей семье, теперь уже унося жизни…

Непрошеные слёзы блеснули в уголках глаз собеседницы.

- Никогда не забуду тот запах немытых тел, звуки, что издают ногти, раздавливающие клопов, и полуголодное бытие. Первым умер братик, затем сестричка. На маму было больно смотреть. Тогда она работала водовозом: в мороз с реки возила воду – облитый ледяным панцирем, стоящий фартук, красные потрескавшиеся руки… Легче стало, когда маму позвали печь хлеб, узнав, что в Житомире она работала поваром в ресторане. Тогда дополнительный кусок хлеба появился у меня. Семья соединилась в 1947 году, благодаря сестре отца, что жила в с. Ильичёвка. Как отец выжил, пройдя через плен и допросы, другая история, которая доказывает, что мир тесен, и руку помощи протягивает человек, который когда-то был твоим соседом…

Старые фотографии. Интересно рассматривать костюмы, позы, узнавать знакомых.

- Отец нас забрал, жили в Ильичёвке, отмечались в комендатуре. Меня определили в школу, в первый класс. На тот момент я знала немецкий язык и могла говорить по-украински; естественно, пришлось очень сложно. Проучилась недолго. Один мальчишка дразнил меня фашисткой, я же в ответ отлупила его валенком. Учительница велела родителям прийти в школу. Для меня позор! Я ничего не сказала. Утром уходила в школу, пережидала у соседки; когда дети обратно шли, брала у них задания. Дома сидела, делала уроки. Утром всё по-новому. Раскрылся обман, когда учительница пришла домой и отцу объявила, что Валя в школу не ходит. В итоге я расплакалась, заявив, что в ту школу больше никогда не пойду. Родители перебрались в с. Ольгино. Здесь окончила четыре класса вечерней школы. Нужно было где-то работать. Отец убедил работников артели инвалидов взять меня в ученики, так я научилась шить. Следующие сорок пять лет трудилась швеёй, - продолжила разговор Валентина Андреевна.

- Всё в жизни было: и любовь, и боль, и предательство, и смерть самых близких людей. В девяносто седьмом году вместе с сыном уехала на ПМЖ в Германию, а здесь осталась дочь и её семья. Было у меня двойное гражданство, но в прошлом году правительство Германии заставило выбирать. Я подумала и приняла решение вернуться сюда, на родину, где я родилась. В Германии всё равно я русская немка, а здесь – просто немка. Важно то, что здесь похоронен мой старший сын, родители и внучка. Когда наступит мой час, хочу лежать рядом с сыном. А пока у меня много дел и забот. Внуки подросли, теперь их нужно учить, вот я и помогаю… В жизни есть и плохое, и хорошее. Стараюсь не вспоминать о тех трудных временах, помнить светлое и доброе. Что только делать с фотографиями, которых так много? Жалко выбрасывать: в них отобразилась история моей семьи в тесной связи с историей района и страны.