Александр Вормсбехер родился в городе Екатери­ненштадте Саратовской губернии 23 октября 1914 года, когда в Ев­ропе загорался пожар первой мировой войны. Городок на Вол­ге, которому присвоили имя Ве­ликой царицы, даровавшей нем­цам право свободного прожива­ния в России, впоследствии ме­нял название на Марксштадт, просто Маркс, но долго оставался местом компактного проживания российских немцев. Удивительный,  прекрасный,  неповторимый  по  своей  красоте  природный  ландшафт  реки  Волги,  с  необычайными  живописными  склонами  высоких   хребтов,  лиственные  леса,  каменистые  степи,  красивые  участки  горных  сосняков - это  всё  родина  великого  человека  Александра  Карловича  Вормсбехера.  Здесь  прошло  его  детство,  юность,  здесь   он   встретил  свою  первую  любовь.

Александр Вормсбехер с детства мечтал стать художником, поэтому пос­ле окончания семилетней школы поступил в Саратовское художе­ственное училище. Его первый учитель живописи Фёдор Павло­вич Мочалкин прочил талантли­вому юноше великое будущее. Однако учёбу в училище при­шлось прервать. У семьи не на­шлось на это средств: в голод­ные 30-е годы мать не в состоя­нии была прокормить троих де­тей. Терпя одну неудачу за другой, молодой паренёк упорно ищет своё место в жизни. Пишет заявление в РОНО с просьбой принять его на работу. Но… только не учителем. Ему предлагают стать ликвидатором неграмотности. В дедовой шапке, в брезентовых туфлях новоиспечённый ликвидатор неграмотности прибыл в село. Но знакомые ребята отговорили Александра «учить стариков и старушек», оказалось, что в соседнем хуторе нужен учитель. И он, сам того не ожидая, соглашается. Вспоминая, чему учили его, он начал свой первый урок. На хуторе он не мог ограничиваться только учительством. Едва выдавалась свободная минутка – с жадностью рисовал, делал наброски. Вместе с ребятами организовал художественную самодеятельность.

Голод, прокатившийся по стране (и Поволжью в частности), заставил Александра вернуться домой в город Энгельс. Но и здесь голод преследовал людей, многие умирали прямо на улицах. 

Пришлось Саше обучаться в Гуссенбахском сельскохозяй­ственном техникуме, где на днев­ной паёк давали 300 граммов хлеба, суп из сушёной картошки, да 100 граммов муки. Как-то можно было пережить голод. 

Диплом аг­ронома он получил в 1935 году. Но не лежала душа молодого специалиста к этой профессии, и, пару лет спустя, Александр Вормсбехер стал рабо­тать учителем в сельской школе.  23 апреля 1937  года  был  арестован  его отец, Карл  Карлович.  Он  был  приговорён  к  расстрелу  по  обвинению  в  принадлежности  к германской  разведке  и  в антисоветской  агитации.  И  только  в  1957  году  дело Карла  Карловича Вормсбехера  было  рассмотрено Военным Трибуналом Приволжского Военного округа,  и   прекращено  за  отсутствием  состава  преступления. Отец  был  полностью  реабилитирован. 

В 1936 году Александр призван в ряды РККА; после службы в армии он продолжил дело учителя, и с тех пор навсегда свяжет свою жизнь с детьми.

Педагогическую деятельность в Гуссенбахе прервала вторая мировая война. Вскоре после её начала всё население Автоном­ной советской социалистической республики немцев Поволжья  было изгнано с обжитых мест.

Прощайте, родные просторы

Конюх нас не слушал. Он подъехал ко мне (а я тогда возглавлял  районный комитет по физкультуре и спорту) и сказал, что нас вызывают в райисполком.

Я стал одеваться. Подошла жена, спросила: «Что случилось?».  «Нас вызывают. Либо в очередной раз объявили учебную тревогу, либо настоящая война пришла».

Я  отгадал – действительно пришла война. 

Дальше события развивались по знакомому сценарию. Трагические события, которые произошли с 28 августа 1941 года после выхода Указа Президиума Верховного Совете СССР  о депортации  немецкого  населения,  резко  изменили  жизнь всех  советских  немцев.

Вот как вспоминает об этом Александр Вормсбехер в напи­санной им книге «В сибирской глубинке»: «О том, как проходи­ла депортация, я расскажу не с  чужих слов. 4 сентября 1941 года всю мою семью – меня, мою мать, двух моих братьев, жену и двух крошечных дочерей – двухлет­нюю и семнадцати дней отроду ­посадили в грузовик и вместе с односельчанами из Гуссенбаха Франкского района АССР немцев Поволжья отвезли под вооружённой охраной на железнодорож­ную станцию Медведица, дав пе­ред этим всего сутки на сборы, и разрешив взять с собой только самое необходимое. В Медведи­це стояли наготове товарные ва­гоны, используемые для пере­возки скота, но на сей раз пред­назначенные для нас. Нас наби­ли в них всех вместе – женщин и мужчин, стариков и детей – и от­правили в Сибирь, куда именно, мы так до самого конца и не зна­ли. На лицах  отъезжающих  не  было  выражения  зла  или  ненависти. Людям  просто  было  очень  тяжело  расставаться  с  родным  уголком.  С  собой  можно  было  взять  лишь  часть  из  необходимых  вещей  и  продуктов. Всё   остальное  пришлось  оставить.  Оставить  дома,  мебель,  скот,  землю,  где  родился  и  вырос.  Пусть  поймут  меня  правильно,  но  лишиться  всего  этого  только  потому, что  ты  родился  немцем,  согласитесь, было нелегко.  Наверное, меня поймут только те, кто пережил и прошёл через всё это».

Всё,  что  он  пережил  тогда,  Александр Карлович  отразил  в  своей  картине  «По Указу от 28.08.41 г.»  Картина  написана  в  виде  карты,  где  на месте автономной республики немцев Поволжья сплошной людской поток,  который  растекается  в  виде  ручейков  по  всему Союзу  или  по  всей  стране. Сколько  тоски  и  горя в  глазах  людей,  которым  суждено  было покинуть родной край. 

Позже, после прибытия в Сибирь, изгнанное население узнало, что делалось это во ис­полнение Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 года, абсурдно об­винявшего советских немцев в пособничестве фашистам. Толь­ко 14 сентября состав с вынуж­денными переселенцами прибыл в Омск. Александр Карлович считает, что его семье повезло, когда на подводах доставили в Александровку. Здесь изгнанни­ков встретили с сочувствием и деревенским радушием, обеспе­чили на первое время продо­вольствием, определили на жи­тельство по крестьянским до­мам. Незабываемое чувство бла­годарности к этим добрым лю­дям он всегда хранил в своём сердце.

Ссыльные волжане, обретя вторую родину, тут же включи­лись в работу. Но их всё равно не оставили в покое. Уже в янва­ре 1942 года началась мобили­зация депортированных мужчин и юношей, а впоследствии и женщин, в трудармию. «Мне удалось со­ставить список тех, кто был  отправлен из Александровки в тру­дармию, - пишет Вормсбехер. – Таких набралось сто семьде­сят один человек (в том числе тридцать восемь женщин). Пят­надцать человек там погибло».

Александру Карловичу выпа­ла доля попасть в Ивдельлаг, расположенный в Свердловской области. Там валили таёжный лес, строили дороги, обжигали древесный уголь. За колючей проволокой, под охраной воору­жённых часовых ежедневно зас­тавляли вырабатывать норму, по­сильную только здоровым муж­чинам. Иначе срезали даже скуд­ную лагерную пайку. Измождён­ные люди гибли на глазах. Также лагерное  начальство  поручало  Александру  Карловичу  выполнять  художественные  работы.  Однажды  это  его  чуть  не  сгубило.

«Он сидел в приёмной  начальника отряда и рисовал, невольно стал  свидетелем бурного спора между начальником  и  оперативным  уполномоченным. Второй убеждал первого подписать документ, разрешающий   арест  нескольких  десятков  трудармейцев,  намечающих  якобы  дерзкое  преступление – убийство  самого  начальника.  Тот  отказывался,  говорил,  что  хорошо знает всех этих людей и не верит в их преступные  замыслы.  Уполномоченный  настаивал  на  своём. Убедившись, что желаемого ему достичь не удастся, он выскочил из кабинета и, не глядя  по  сторонам,  выбежал  в коридор.  Александра Карловича он не заметил, и  это его спасло. Тайна, к которой прикоснулся он помимо своей воли, была смертельно опасной. Это была тайна методов работы службы безопасности. Никому  не  разрешалось  знать  их».  

Пребывание в трудармии на Александра Карловича оказало неизгладимое впечатление, и всю оставшуюся жизнь он не любил затрагивать эту тему, да и понятно почему: голод, тягости лагерной жизни, клеймо врага народа, предателя Родины, не давали жить по-человечески, да какой там жить - существовать.

В трудармии свои правила: твоя жизнь зависит от выполнения плана. Да эти правила были таковы, что человек не в силах был выдержать всех условий. Это хорошо понимал начальник лагеря, где находился Александр Карлович. Он вынужден был идти на приписки, иначе бы погибли люди. Это спасло многих, но не спасло самого начальника лагеря – его судили…

Многое пришлось испытать и пережить Александру Карловичу в лагере: видеть несправедливость, бездушие и человеческую доброту, товарищество. Он понимал, что люди не могут жить только работой, им ещё нужна вера в будущее. Они должны выдержать, выстоять, не сломиться, чтобы вернуться домой.

Чтобы хоть как-то отвлечь людей от тяжёлых мыслей, Александр Карлович и здесь организовывает художественную самодеятельность. Люди, сначала робко, потянулись к творчеству, стали участвовать в спектаклях.

Осво­бождение из трудармии не пришло даже с окончанием второй мировой вой­ны. Известие о победе над фа­шистской Германией распрост­ранялось среди лагерников толь­ко шёпотом. Вормсбехер осво­бодился из лагеря лишь в 1946 году.

После освобождения из тру­дармии Александр вернулся в ставшее родным си­бирское село Александровка, где начнётся «новая» жизнь.

Человек души и сердца

Вот что вспоминает об этом времени бывший воспитанник, а затем и воспитатель детдома Сергей Константинович Ульянов, китаец по национальности, сызмальства не знавший своего настоящего имени: 

- Всё, что умел, он стремился передать детям. Они быстро при­выкали к нему, чувствуя добрую душу в этом человеке. Александр Карлович завлекал нас своей не­удержимой страстью, способно­стью наиболее полно раскрыть свои дарования. По-отечески от­носился к подопечным, детям войны, помогал устраивать не­повторимые праздничные вече­ра. Но даже после закрытия детского дома Александр Карлович  продолжал поддерживать связь со своими воспитанниками. Об этом свидетельствуют письма из личного архива семьи Вормсбехер.

На долгие годы после этого судьба связала  Александра  Карловича  Вормсбехера со школой. Он как-бы спешил на­верстать то, что было украдено лагерным временем. С  1957 года   работает  педагогом  в  Александровской  средней  школе, из  стен  которой  в  1977 году  уходит  на  пенсию.  За  добросовестный  труд  и  преданность  своему  делу  Александр  Карлович  был  награждён  значком  «Отличник  народного  просвещения» (1972 год).  Любовь  к  детям  Александр  Карлович  пронёс через  всю  свою  жизнь.

- С малых лет помню Алексан­дра Карловича, преподававшего в нашей школе рисование, чер­чение, труд, пение, - вспомина­ет бывший  глава Александровской сель­ской администрации Анатолий Андреевич Цинн. – Он был тре­бовательным, но справедливым  педагогом. Хорошо владел сле­сарным делом, был непревзой­дённым столяром, талантливым художником, музыкальным орга­низатором. Учитель работал ещё в то время, когда я по окончании ВУЗа пришёл в Александровскую школу. Только когда повзросле­ли, поняли, каким разносторон­ним человеком был наш настав­ник.

По всему селу рассыпана па­мять об этом человеке, она жи­вет в каждом доме и в каждом человеке, с кем соприкасался Александр Карлович. Сельский учитель – его основная профес­сия на долгие годы. Однако он никогда не замыкался только на школьных уроках.

- Он был эталоном для под­ражания, человеком энциклопе­дического ума, - говорит про сво­его бывшего классного руково­дителя Эльвира Владимировна Беккер, ныне преподаватель гео­графии. – С ним наша художе­ственная самодеятельность под­нялась на недосягаемую высоту, мы обычно держались на 1-2 местах в районе. Мне кажется, не было таких музыкальных ин­струментов, игрой на которых бы он не владел. Ученики восхища­лись его глубокими и разносто­ронними знаниями, он мог под­сказать им по русскому языку и черчению, владел музыкальными драматическим искусством. В селе его уважали и стар, и млад.

Все александровские ребя­та учились когда-то у Ворм­сбехера, и каждый взрослый по­мнит и по-прежнему любит сво­его наставника. Не забыла, как ходила к нему на певческие сход­ы и в танцевальный кружок Ва­лентина Давыдовна Беккер, ве­дущая ныне фермерское хозяй­ство.

А Валентина Ивановна Цинн не только училась у Александра Карловича, но, живя по сосед­ству, часто захаживала в гости, играла с учительскими детьми:

- Моя мать рассказывала, как семья Вормсбехера размести­лась в нашем доме после высыл­ки с Волги. Он и тогда отличался от наших деревенских жителей, но в своей интеллигентности не был заносчив. Это был спокой­ный уравновешенный человек, в школе с нас спрашивал строго, но не допускал повышенного тона, а тем более оскорблений, в отношении как родителей, так и учеников. На уроках труда под началом учителя мы мастерили улья, строгали планки и брусья. Запомнилась его художественная натура, насколько ему удавались портреты односельчан. Как-то на уроке нарисовал мой портрет, сходство было изумительным. Мы с удовольствием пели, вдох­новляемые руководителем. В на­шем исполнении обычно звучали русские и немецкие народные, эстрадные песни. А какой у нас был танцевальный кружок! Од­нажды Александр Карлович на­рядил нас в костюмы ромашек, придуманные  им. 

Александровка оказалась сча­стливым местом притяжения не только для изгнанников, но и для добровольно приехавших сюда людей разных национальностей. Они счастливы, что связали свои судьбы с этим благословенным местом. 

- В Александровку я приехала в 1964 году под девичьей фами­лией Горчакова, закончив учёбу в  Омском педучилище, - рассказы­вает Людмила Дмитриевна Цинн, заслуженный учитель, ныне пен­сионер. – Мы с подругами не по­чувствовали себя чужими в селе, жители которого разговаривали на немецком языке. Сразу же оку­нулись в жизнь села, стали про­пагандистами и агитаторами, ак­тивными участницами художе­ственной самодеятельности. А в Александра Карловича влюби­лись, что называется, с первой  встречи, несмотря на то, что ему в ту пору было полвека. В нём мы  видели идеал мужчины. Помню его элегантный голубой костюм, убеленную сединой аккуратную причёску. Стоило ему стать за ди­рижёрский пульт на сцене район­ного Дома культуры – весь зал за­мирал. Мы знали, что нам обес­печено призовое место.

По его картинам мы проводи­ли классные часы, приобщая учеников к культуре, воспитывая в них патриотические чувства. На нескольких картинах запечатле­ны исторические события, на­пример, убийство присланного в Александровку информатора губчека Фритца Книппена (его могила на сельском кладбище с почётным караулом пионеров). В то же время в памяти и на по­лотнах живописца остались го­рестные эпизоды, связанные с депортацией российских немцев с Волги.

Всецело  отдавая  себя  работе  и  общественной  жизни,  Вормс­бехер  как-то повинился, что не­достаточно уделял внимания своей жене Лидии, которая взя­ла на себя заботы по хозяйству, домашнему воспитанию детей. Господь даровал ему долгую жизнь, и всё время сокровища своей души Александр Карлович щедро разбрасывал по людям. Его картины украшают интерьеры школы, больницы, сельской администрации, национального культурного центра. Он стал ос­нователем богатейшего сельс­кого музея, основу которого со­ставили собственные экспонаты. Эти экспонаты он  собирал всю свою жизнь, и  вместе с односельчанами создал  профессиональную экспозицию. Там  же  хранится большинство его  живописных  работ,  созданных  в  России.  А  в  книге  отзывов  зафиксированы высокие оценки от жителей села до учёных и членов  правительственных  делегаций.  В  музее  много альбомов, фото­снимков, книг и вещей Вормс­бехера, среди которых служив­шие долгие годы фотоаппараты «Фотокор» и «Зенит», карти­ны (исторические полотна, пор­треты именитых земляков, детей, родные пейзажи и натюрморты). Среди нескольких работ симво­листского направления – карти­на «Судьба моего родного язы­ка»: в море, будто бы в потоке вре­мени, разбросаны островки с буквами немецкого алфавита. Некоторые пытаются удержать­ся на плаву в водной пучине, а некоторые терпят бедствие под волнами… 

Александр   Руди,   в  1992 – 2001 гг.  заведующий  отделом  культуры  Азовского немецкого  национального  района  Омской  области,  побывав  в  сельском  музее  сказал:  «Я  за  свою  жизнь видел  много  музеев  по  России, и смею утверждать, что по  информативности, структуре и  художественному представлению экспонатов это лучший сельский музей».

Какой-то особой теплотой и любовью веет от полотен  самодеятельного  художника  Александра  Карловича  Вормсбехера. Под его кистью голубеет в снеж­ных покровах зимняя Александ­ровка, когда-то нарисованная им такой, какой виделась с крыши собственного дома. Романтичес­кий налёт лежит на подобных творениях старого мастера-жи­вописца. В своём творчестве Александр Карлович выделял  5 основных сюжетных картин:  «Заре навстречу»,  «За советскую власть», «Всё для фронта, всё для победы»,  две картины   связаны с  судьбой  немцев  в  России – «Судьба моего родного языка» и триптих «Судьбы человеческие». Большинство  его  работ  воспевают  красоту  сибирского  края.  Пятьдесят  лет  своей  жизни он отдал искусству. За  это  время  мастером  написаны  более  тысячи  работ. 

Жизнь Александра Карловича сложилась так, что он не мог в своё  время учиться рисованию. Уже в зрелом возрасте удалось окончить заочно  народный  университет  культуры.  Но  его  природный  талант  художника  даёт о себе знать в каждой картине, по-своему уникальной, неповторимой. Часть своих картин Александр Карлович передал хирургическому отделению посёлка Шербакуль. Это и родные пейзажи, и  непосредственность детей, открывающих для себя мир, и борьба за хлеб. И  кто  знает,  может  быть,  в  трудную  минуту больной перевёл свой взгляд  на картину и увидел в ней призыв к жизни, понял её радость. Картины  Александр Карлович не писал только для себя. Почти ежегодно художник представлял их на выставках. Многие работы известны далеко за  пределами  области и удостоились самых высоких наград. Одна из последних работ -  пейзаж «Синий  март», передающий особый колорит, прелесть русской  природы, которую сумели увидеть глаза художника.

Есть немало отзывов от посетителей его выставок:

«Сегодня я  узнала, что недалеко от нас живёт человек с удивительным  дарованием: талантом отображать увиденное им самим так, чтобы можно  было самим входить в мир, изображённый художником!»;

«Пейзажи самобытного художника Александра Карловича  Вормсбехера имеют эффект фотографии. Будто и не касалась их кисть.  Всё  живо и натурально. Большое спасибо художнику за тру и умение изображать мир правдиво»;

«Александр Карлович, я смотрел, а затем фотографировал ваши  полотна. Хороши пейзажи, тёплые тона зимних этюдов отдают эдаким левитановским спокойствием. По этим работам можно судить о характере художника, о человеке с рабочей кистью и добрым взглядом. Импонирует  манера письма, т.е. тонкий мазок, аккуратность. Ведь отдельные наши живописцы грешат ещё грубыми «бросками» краски на холст, а у Вас та самая фотографичность, а значит, реализм жизни». 

Александру Карловичу была  близка лирика А. С. Пушкина. Она вдохновила художника на написание картин «Сожжённое письмо» и «Цветок»; именно так называются стихи Пушкина, которые полно раскрывают Александра Карловича  в  своих  картинах.

Александр Карлович очень любил слушать песни, а одна из любимейших артисток - Анна Герман. Дочь погибшего в 30-е  годы  российского немца и полячки, она после войны вместе с матерью уехала в Польшу, но навсегда сохранила любовь к России, к русской  песне. Александр Карлович сильно сочувствовал её трагической судьбе. Под впечатлением романса «Гори, гори, моя звезда» в исполнении Анны Герман Александр Карлович написал портрет певицы. Одна из любимых его песен - «Когда цвели сады».

Смотреть картины А. К. Вормсбехера

Александр Карлович Вормсбехер был очень многогранным и талантливым человеком, педагогом, художником и ещё летописцем. Настоящей летописью стала книга Александра Вормсбехера «В сибирской глубинке (История и будни немецкого села Алек­сандровка)», в которой есть та­кие проникновенные строки: «Меня всегда восхищали трудо­любие и душевные качества моих земляков, их стремление, несмотря ни на что, сохранить свои национальные традиции, свой жизненный уклад. Только желание рассказать о них и их доле заставило меня взяться за перо. Может быть, мой скром­ный труд будет интересен тем, кто живёт или жил в Александ­ровке. Может быть, кто-нибудь, читая эту книгу, вспомнит своё родное село. Буду счастлив, если она окажется полезной мо­лодёжи. Я хотел этой книгой по­благодарить всех тех, кто в эти  годы был рядом со мной».  Эта небольшая книга сельского летописца, написанная со сдержанной болью и любовью, стоит в ряду документальных очерков о поселении российских немцев. На примере одного села, основанного в Сибири более 110  лет назад  немцами Поволжья, мы можем проследить основные этапы нелёгкой  истории российских немцев. 

«Наш земляк не историк и не писатель, поэтому можно понять, как трудно пришлось ему, какого труда и мужества стоила эта работа. В  истории одного нашего села отражена история всего немецкого  национального  народа».  

Председатель Международного союза российских немцев Гуго Вормсбехер охарактеризовал автора книги именно так: «Человек из народа  и сам есть народ. Он не может быть равнодушным к делу своей жизни, к будущему родного села, своего народа. Книга позволяет в этом убедиться и показывает, что будущее у российских немцев есть: оно в практических, повседневных делах на благо своего народа».

Историческая Родина

И всё-таки процесс восстановления справедливости по отношению к многострадальному народу идёт крайне  медленно. Немцы, разуверившиеся во всём, стремятся выехать в Германию.

В потоке эмигрантов 3 августа 1995 года покидает родные места и  семья Александра Карловича Вормсбехера, но художник не перестаёт творить и в Германии. По памяти он воспроизвёл на большом полотне волжский пляж знойным летом, каким запомнился он с тридцатых годов. Снова и снова он возвращается к мотивам прожитых в России лет. Видимо, ему снятся не только горькие годы испытаний, выпавших за долгую жизнь, но и счастливые времена.

27 августа 2007 года его неожиданно не стало. Ещё накануне днём он по обыкно­вению работал у мольберта, а ве­чером лёг в больницу в городе Леер. И ни­кто, даже, наверное, он сам, не думал о кон­це земного пути... Умирал он  тихо и незаметно – годы, пережитое и хворобы давали о себе знать  в последнее время. Ушёл он из жизни в Германии, на земле, которая, судя по всему, не стала ему родной. Главные годы своей жизни -  более  восьмидесяти лет – он прожил здесь, в России: сперва в Поволжье, затем в  Сибири.

Уходят старые немецкие интеллигенты. «Старые» – это не возраст. Это суть. После­военные и «новые» интеллектуалы заняты политикой разной степени громкости, сохранением идентичности, и особенно культурной. Жизнь и наследие А. К. Вормсбехера вне сомнения достойны то­го, чтобы знакомить с ними бывших и новых соотечественников. Это вершина, по кото­рой, по словам Н. Бердяева, нужно судить о каждом народе. Кто возьмётся сохранить, запечатлеть, придать должное значение жизни А. К. Вормсбехера? Переиздать его книгу, выпустить альбом лучших его картин, рассказать русско- и немецкоязычным чи­тателям об одной из наших вершин. Настоя­щая, глубоко народная культура в любом го­сударстве дотационна. Является ли в Гер­мании задача сохранения вершин литерату­ры, художественного и иного наследия рос­сийских немцев как группы населения стра­ны, в конце концов, таких же налогоплательщиков,  государственной задачей?

…Как сказала его дочь Светлана пришедшим проводить Александра Карлови­ча в последний путь, он легко улыбался. Вспомнилась восточная мудрость, просто и остро выражающая смысл жизни: «Когда ты родился, ты плакал, а все кругом радовались. Проживи же жизнь так, чтобы, когда ты бу­дешь умирать, все плакали, а ты радовался…». Проститься с Александром Карловичем пришли многие его земляки, проживающие ныне в Германии. Бывшие участники ансамбля «Heimatland» и учителя спели романс «Гори,  гори,  моя  звезда».

Память о таких людях никогда не стирается в наших сердцах.