Каждую ночь, перед тем, как уснуть, Ольга Ивановна КАМПФ, урождённая Шайерман, жительница районного посёлка Москаленки, долго невольно вспоминает то, о чём больше всего хочется забыть…

Много высланных из европейской части России немцев живёт в Москаленском районе. Не по своей воле стали они сибиряками в годы военного лихолетья. Для большей части из них Москаленский край стал новой малой родиной, к которой они «прикипели» сердцем, где «пустили корни»...

Наша собеседница – тоже из депортированных.

˗ Наша семья жила в Саратовской области. Нас, детей, было у родителей пятеро. В сорок первом году умер папа, мне тогда было пять лет. Через пару месяцев после начала войны началось переселение немцев. Помню, как на всю деревню кричал мужик: «Женщины, собирайтесь, ночью придут машины, вас и ваших детей погрузят в них и повезут!..», ˗ вспоминает Ольга Ивановна. ˗ Везли в телячьих вагонах. В углу была проделана дырка, чтобы ходить в туалет. Всех без разбору в вагоны запихали – вместе все были, и женщины, и юноши… И повезли.

По воспоминаниям Ольги Ивановны, составы шли всё время ночью. От этого всё происходящее казалось ещё более чудовищным и диким.

˗ Потом привезли к реке, стали пересаживать на какой-то корабль. И снова ночью. Вокруг все голосили – «Ой, нас топить увозят!», ˗ продолжает делиться воспоминаниями Ольга Ивановна. – Но нас всех привезли в Москву. Там сутки продержали и отправили по железной дороге в Омск. Потом кого куда распределили. Мы сначала попали в Кормиловский район, в семью к русским людям, где были два старика и три пацана. Родители такие хорошие люди были, а вот от пацанов доставалось – пинков от них наполучаем и сидим-плачем под кроватью, маму с работы ждём. Тяжело было от того, что русского не знали, разговаривали-то в Саратове на немецком. Голод был страшенный. Мама приносила с работы четыреста граммов хлеба, ну что это – на шестерых? У меня ноги были тогда распухшие, как колода. Однажды наелась грибов-дождевиков, круглые такие, белые. Знаете?.. Чуть не умерла. Они же несъедобные, а я не удержалась от того, чтобы их в рот таких красивых не положить. Всё ели – траву, насекомых… Что сейчас собаки не едят – мы тогда ели.

В школу маленькая Оля пошла после войны, в десятилетнем возрасте.

˗ Я только год отучилась, умею читать и писать, ˗ поясняет нам рассказчица. ˗ На второй год не пошла. Я старше всех первоклашек была – дразнили очень. Я в отрепьях, с намотанными тряпками на ногах вместо обуви, великовозрастная дылда… Год выдержала, а потом упёрлась – не пойду ˗ и не пошла.

Столько вопросов хочется задать, а словно каменным язык делается. Только смотришь в неестественно-голубые, поистине «небесного» цвета глаза бабушки Оли и слушаешь, о чём она сама рассказывает.

˗ С одиннадцати лет начала работать. Стала хлеб домой приносить. Стало легче жить…

˗ А в Москаленский район когда переехали?

˗ Здесь уже больше пятидесяти лет живу. Сюда вышла замуж, здесь у нас с мужем родились дети. Всю жизнь работала, тяжело работала, ведь профессии не было. Сейчас уже руки не поднимаются, по дому ничего не могу делать самостоятельно.

Ольга Ивановна потянулась к большой коллективной фотографии.

˗ На фото ˗ мои дети, зятья, снохи, внуки. Все они, кроме младшего сына, живут в Германии. Я ведь тоже туда уезжала на ПМЖ. Несколько лет промучилась и вернулась в свой родной посёлок. Чуть не погибла я без своей родины. Говорят же, не надо пересаживать старое дерево ˗ оно засохнет! Нигде нет такого голубого, чистого, высокого неба, как здесь. И людей таких, как москаленцев ˗ хороших ˗ нигде нет.

Столько историй, столько судеб на тридцать тысяч жителей района…

Но данностью остаётся то, что пережившие что-то страшное редко вспоминают об этом с горечью и обидой. Иногда удивляешься, какими светлыми бывают люди, которые прошли через ад.

Текст и фото Алёны ГЕНШЕЛЬ, «Сельская новь»